– Вы в игре, Поттер? – произнёс Снейп одними губами, слегка задевая ими Гарри и посылая обжигающие искорки волнами расходиться по телу.
– Да, – выдохнул Гарри.
– Тогда играйте, Поттер. И играйте хорошо, – всё так же почти беззвучно прошептал Снейп, слегка задевая губы Гарри своими, смешивая их дыхание и посылая очередной рой бурлящих искорок в его кровь.
читать дальше
– Я знаю, Гарри. Ты никогда не сдаёшься. Я тобой очень горжусь, – она пожала его руки и улыбнулась. – Значит Снейп – это твой лес.
Гарри усмехнулся.
– Да. Такой мрачный. Стволы чёрные, изогнутые, изуродованные. Солнца почти нет. Туманы. Болота встречаются.
– Точно. И климат неблагоприятный – то дождь, то молнии, то засуха, – подхватила Гермиона.
Он вглядывался в темень за окном ещё некоторое время. А потом резко развернулся. На его щеках играл яркий румянец, порозовевшая кожа выдавала недавнее смущение. Но глаза... Теперь Гарри понял, каким образом Чарли удаётся управлять драконами. Таким взглядом, что он наградил Гарри, можно было пригвоздить к месту целую драконью стаю.
С подступающей тошнотой Гарри увидел в дверях злого Снейпа. Очень злого Снейпа.
– Мистер Поттер, – тихо и очень внятно произнёс Снейп. Так невыразительно, что Гарри почудилось, что следующим действием подчёркнуто спокойного зельевара станет Авада в кого-то из них.
– Обнаружить прощальное письмо на подушке, где должна была лежать твоя дурная рыжая гриффиндорская голова!.. Да что же ты вытворяешь, мантикора тебя раздери!?.. – яростный вопль Снейпа был лишь слегка приглушён дверью и, казалось, разорвал ночную тишину спящего дома.
Гарри же казалось, что только что он продал свою душу. И прогадал, не получив за неё ничего.
Перси усердно размахивал бумажным клинком, Снейп писал ядовитыми чернилами.
Профессор и шагу от своего стола не сделал, только скрестил руки на груди. Узкие ладони серебряными браслетами охватили предплечья. И ни одного движения больше. А лицо – маска бесстрастная. И не то, что не говорит... Не дышит он, что ли?
«Слава – это ещё не всё». Гарри казалось, что тогда, на первом занятии по зельеварению, Снейп проклял его. Потому что вся жизнь Гарри стала доказательством истинности этого утверждения. Известность и публичность стали его бичом. Общение с журналистами – посыпанием ран солью. А чтение о себе в газетах и журналах – собственноручным раздиранием уже чуть подживших ран.
Гарри желал окончательно удостовериться, что Чарли сказал ему правду.
«О, Елена Прекрасная! Черноглазая, черноволосая, длинноносая бледная летучая мышь с истинно ангельским характером! От скромности ты не помрёшь!»
– Для тебя...
– Что?.. Твою мать!.. Прости, Лили... Для кого лучше? Гарри! Отвечай, мать твою!
– Всё белое, – сказал Гарри, глядя на занесённый снегом Запретный Лес и чистое, без единого следа, снежное поле.
– Да. И кажется, что мир – как чистый лист. И можно на нём писать новое, лучшее...
– Ты так говоришь, будто этого делать нельзя...